– Утром говорил с Альбертом, – сообщил Донни. – Он слишком слаб, чтобы приехать.
– Вот и хорошо. Мне он здесь ни к чему. Так же, собственно, как и его отпрыски.
– Альберт просто хотел выразить тебе свое уважение.
– Успеет сделать это на похоронах, если не передумает.
– Прекрати, Сэм.
– Слушай, ты и сам знаешь: никто по мне плакать не собирается. А кому нужна фальшивая скорбь? Вот от тебя кое-какую помощь я бы принял. Обойдется она в сущие гроши.
– Ну?
Обеими руками Сэм оттянул полы красной спортивной куртки.
– Видишь, в чем приходится ходить? Костюм этот здесь называют морковкой. Я не вылезаю из него уже почти десять лет. Вот в каком виде штат Миссисипи намерен отправить меня в путешествие на тот свет. Но, видишь ли, по закону у меня есть право иметь более или менее приличный гардероб. А ведь очень важно уйти туда в мало-мальски достойной одежонке.
Внезапно Донни ощутил ком в горле. Он попытался что-то сказать, но не смог выдавить и звука. По морщинистой щеке скатилась одинокая слеза, губы задрожали.
– Конечно, Сэм, – через силу произнес он.
– Видел в магазинах рабочие штаны типа джинсов? Я носил такие годами. Из плотной ткани цвета хаки?
Донни кивнул.
– Купи пару. И белую рубашку, самую простую, на пуговицах. Да, штаны должны быть тридцать второго размера. Плюс белые носки и какая-нибудь недорогая обувка. В конце концов, надеть-то все придется лишь один раз, так? Пойдешь в супермаркет, где с тебя сдерут за комплект долларов тридцать. Не разоришься?
Вытерев слезы, Донни заставил себя улыбнуться:
– Нет.
– Я буду выглядеть хоть куда, а?
– Где ты хочешь, чтобы тебя похоронили?
– В Клэнтоне, рядом с Анной. Ей, к сожалению, придется чуточку потесниться. Адам обещал все устроить.
– Что еще я могу сделать?
– С тебя хватит и этого. Обеспечь мне последний смокинг.
– Сегодня же.
– Ты единственный, кому все эти годы было до меня хоть какое-то дело. Писала тетка Барбара – пока не умерла, но письма ее всегда были такими сухими. Думаю, она корпела над бумагой только для того, чтобы не прослыть бездушной деревяшкой в глазах соседок.
– Кто такая эта Барбара?
– Мать Хьюберта Кейна. Не уверен, что она приходилась нам родственницей. До того как очутиться здесь, я вообще не знал о ее существовании, а примерно через полгода вдруг начали приходить письма. Думаю, старуха немало удивилась, выяснив о свойственничке в Парчмане.
– Да упокоит Господь ее душу.
Сэм хмыкнул. На память ему пришла некая забавная история из далекого детства, и через пару минут братья уже хохотали. Отсмеявшись, Донни вспомнил другую.
Незаметно пошел второй час их встречи.
* * *
Когда ближе к вечеру субботы Адам оставил свой “сааб” у ворот Парчмана, Донни был уже на полпути к дому. Пройдя в сопровождении Пакера в “гостиную”, Адам принялся раскладывать на столе бумаги. Очень скоро в комнату вошел Сэм. Пальцы его свободной от оков правой руки стискивали тонкую пачку конвертов.
– Опять предложишь мне выступить в роли рассыльного? – вместо приветствия спросил Адам.
– Да. Можешь не спешить, это подождет.
– Кому письма?
– Одно – семье Пиндера, чей дом я поднял на воздух в Виксбурге. Другое адресовано синагоге в Джексоне. Третье – торговцу недвижимостью, иудо-американцу, тоже из Джексона. Думаю, это еще не все. Но торопиться не стоит, я же знаю, насколько ты сейчас занят. Вот когда дела наши закончатся, тогда и займешься доставкой почты. Заранее благодарен.
– О чем же ты там пишешь?
– Как по-твоему, о чем?
– Понятия не имею. Сожалеешь о прошлом?
– Умница. Прошу у людей прощения, каюсь в грехах.
– Но зачем тебе это? Сэм сделал шаг к столу.
– А затем, что я сутками сижу в тесной клетке. Затем, что у меня есть пишущая машинка и тонна бумаги. Мне скучно, понимаешь ты или нет?! Мне тошно сидеть без дела! К тому же сохранились еще остатки совести, совсем немного, но все-таки. И чем ближе конец, тем сильнее меня изводит вина.
– Прости, Сэм. Письма будут доставлены. – Адам черкнул пару слов в своем блокноте. – Остались без ответа два ходатайства. Апелляционный суд рассматривает жалобу на неквалифицированные действия Кейеса. Я рассчитывал получить какую-то информацию еще пару дней назад, но что-то застопорилось. В окружном суде лежит петиция, составленная по заключению твоего психиатра, Суинна.
– Все это бесполезно, Адам.
– Может быть, но я не сдаюсь. Понадобится, я настрочу еще кипу бумаг.
– Ни на одной не будет моей подписи. Строчи. Отослать ты их не сумеешь.
– Посмотрим. Способ найдется.
– В таком случае ты уволен.
– Ты не можешь меня уволить, Сэм. Я твой внук.
– В соответствии с контрактом я имею право уволить своего адвоката тогда, когда сочту это необходимым. Данное право зафиксировано документально.
– Твой документ составлен приличным для дилетанта языком, но лазеек в нем сколько угодно.
Пренебрежительно фыркнув, Сэм принялся мерить шагами комнату. Раз, другой, третий он прошел мимо Адама, своего адвоката на день сегодняшний, завтрашний и – до скончания жизни. Сэм знал, что уволить внука ему уже не дано.
– На понедельник назначено слушание по вопросу о помиловании, – невозмутимо сказал Адам, готовясь отразить вспышку ярости.
Однако дед воспринял новость на удивление спокойно.
– Цель? – лаконично осведомился Сэм.
– Просить о снисхождении.
– Просить кого?
– Губернатора.
– По-твоему, губернатор готов одуматься?
– Но что мы теряем?
– Отвечай, умник. Считаете ли вы, сэр, при всем вашем опыте, блестящем образовании и присущем истинному юристу чутье, что губернатор готов положительно решить вопрос о помиловании осужденного – в данном случае меня?