Выступая как-то раз в Джексоне перед законодательной комиссией штата, Филлип поделился с аудиторией своими взглядами на смертную казнь. “Предлагаю идею получше, – взывал он к глухим. – Почему бы не оставить убийцу в одиночном заключении навеки, под усиленной охраной, исключив возможность побега или пересмотра приговора? Ведь в конце концов они все равно умрут – но не от руки государства!”
Слова эти, вынесенные в кричащие газетные заголовки, едва не стоили Филлипу работы.
Девятнадцать месяцев и четыре дня, думал он, ероша пальцами жесткую щетку седых волос и вчитываясь в постановление окружного суда. Сидевший напротив него у стола Лукас Манн терпеливо ждал.
– Четыре недели, – произнес Найфех и отодвинул документ в сторону. – У него еще осталась возможность подать апелляцию?
– Единственная и последняя, – ответил Манн.
– Когда пришла эта бумага?
– Сегодня утром. Сэм направит жалобу в Верховный суд, где ее скорее всего оставят без внимания. Возня продлится около недели.
– Что скажете, советник?
– Каждый из аргументов в пользу осужденного давно известен. Шансы, что казнь состоится через четыре недели, – пятьдесят на пятьдесят.
– Это много.
– Сдается, новой отсрочки уже не будет.
В нескончаемой круговерти рулетки, где ставкой является жизнь или смерть, пятидесятипроцентный шанс почти равнозначен абсолютному. Процесс вступит в очередную фазу, начнется проработка рутинных деталей. После долгих девяти с половиной лет четыре недели пролетят в мгновение ока.
– Ты уже говорил с Сэмом? – спросил Найфех.
– Очень кратко. Рано утром принес ему копию постановления.
– Вчера звонил Гудмэн, сказал, что направил сюда своего молодого сотрудника. Он еще не объявился?
– Я говорил с Гарнером и успел пообщаться с посланцем, Адамом Холлом. В данную минуту он беседует с Сэмом. Интересная должна быть беседа. Сэм – его дед.
– Его кто?
– Ты слышал. Сэм Кэйхолл – дед Адама Холла по отцовской линии. Вчера мои люди покопались в биографии внука и обнаружили пару неясных моментов. Я связался с отделением ФБР в Джексоне. Через два часа по факсу прислали самую подробную информацию. Сегодня утром у меня в кабинете он все признал. Не похоже, чтобы парень рассчитывал скрыть это.
– Но он носит другое имя.
– Долгая история. В последний раз дед и внук виделись, когда Адам был еще несмышленым ребенком. После ареста Сэма отец мальчишки перебрался на Запад. Менял имена, частенько оставался без работы, словом, вел жизнь настоящего неудачника. Покончил с собой в восемьдесят первом. Адам же с успехом окончил колледж, поступил в юридическую школу Мичигана, одну из лучших в стране, возглавил профессиональный журнал. Год назад он пришел на работу в “Крейвиц энд Бэйн”, а сегодня утром оказался здесь, у нас. Найфех покачал головой:
– Есть от чего прийти в восторг. Мало нас склоняет пресса? Мало дураков-репортеров, задающих дурацкие вопросы?
– Беседа-то все равно идет. Думаю, Сэм согласится, чтобы внук представлял его интересы. По крайней мере очень на это надеюсь. Мы пока ни разу не отправили на смерть заключенного, у которого бы не было адвоката.
– Следовало бы хоть однажды послать на смерть адвоката, без всяких заключенных, – с натянутой улыбкой проговорил Найфех.
Непримиримая вражда, которую он питал к юристам, давно стала притчей во языцех, поэтому Лукас не обиделся. Он все прекрасно понимал. По его подсчетам выходило, что Фил-лип Найфех представал перед судом в качестве ответчика чаще, чем любой другой житель в истории штата. Право ненавидеть юристов Найфех заслужил.
– Через девятнадцать месяцев удалюсь на покой. – Фразу эту Лукас слышал уже неоднократно. – Кто у нас идет за Сэмом?
Манн задумался, перебирая в памяти приговоры своих сорока семи подопечных.
– В общем-то некому. Четыре месяца назад первым кандидатом был Любитель пиццы, но он получил отсрочку. В его распоряжении около года, однако я предвижу новые осложнения. Нет, пару ближайших лет гостья с косой к нам не заглянет.
– Любитель пиццы? Ты о ком?
– Забыл? Малькольм Фрайар. В течение недели зарезал трех доставщиков пиццы. На суде утверждал, будто к убийству его подтолкнул голод.
Филлип замахал руками:
– О'кей! Помню, помню. Так следующий – он?
– По-видимому. Точнее сказать трудно.
– Знаю.
Найфех поднялся из кресла и прошел к окну. Его черные форменные полуботинки остались под столом. Стоя на ковре в одних носках, он сунул руки в карманы, отвел назад плечи, потянулся. Последний приведенный в исполнение приговор вынудил Филлипа неделю провести в госпитале. “Легкая сердечная аритмия”, – успокаивая, объяснил врач. Провалявшись на неудобной больничной кровати семь дней, он дал слово жене, что новой казни дожидаться не будет. Если Господь не приберет Сэма к себе, слово удастся сдержать. А там и до пенсии останется совсем уж немного.
Филлип повернулся и посмотрел в глаза другу:
– С меня довольно, Лукас. Уступаю место другому. Своему подчиненному, молодому, заслуживающему полного доверия человеку, которому не терпится пролить кровь.
– Только не Надженту.
– Только ему. Полковнику в отставке Джорджу Надженту, моему ассистенту.
– Этому зануде?
– Да, зануде, но на него можно положиться. Он отличный организатор, ярый приверженец дисциплины. Я оставлю необходимые инструкции, и он играючи отправит Сэма Кэйхолла в лучший из миров. Это идеальная кандидатура.
Джордж Наджент являлся заместителем инспектора Найфеха. Славу ему снискали порядки, установленные в лагере для тех, кто впервые преступил черту закона. В течение шести мучительно долгих недель Наджент яростно топал тяжелыми армейскими ботинками, сыпал проклятиями и обещал каждому недовольному превратить его в “петуха”. Выходившие из лагеря на свободу в Парчман уже не возвращались.