– А что говорил Эдди?
– Что все они давно мертвы, что занятия историей – пустая трата времени. Мать тянула меня за руку к себе и просила не задавать никаких вопросов, так как у отца может испортиться настроение и целый месяц он носа не покажет из своей комнаты. Почти все детство я проходил вокруг него на цыпочках. Уже значительно позже я начал понимать: отец был странным, глубоко несчастным человеком. Однако представить, что однажды он наложит на себя руки? Нет, этого я не мог.
Ли поднесла к губам стакан с остатками виски; негромко звякнули кубики льда.
– На самом деле все намного сложнее, Адам.
– Так когда же ты мне расскажешь?
Ли подлила в пустые стаканы чаю, Адам добавил каждому виски. Несколько минут оба молча следили за огоньками двигавшихся по Риверсайд-драйв машин.
– Ты была там, где держат смертников? – спросил он, по-прежнему глядя в окно.
– Нет.
– Сэм почти уже десять лет на Скамье, а ты ни разу к нему не съездила?
– Вскоре после приговора я написала ему письмо. Через полгода пришел ответ. Сэм не хотел, чтобы я увидела его таким, каким он стал. Я послала еще два письма, но больше не получила от него ни весточки.
– Прости.
– Не за что, Адам. Виновата я одна, и говорить об этом очень тяжело. Прошу, дай мне время.
– Я думаю провести в Мемфисе несколько месяцев.
– Оставайся здесь. Мы будем нужны друг другу. – Ли опустила в стакан указательный палец, неловко помешала напиток. – Ему ведь осталось совсем немного, да?
– По-видимому.
– Сколько?
– Два-три месяца. Срок апелляции почти вышел.
– Тогда зачем тебе?..
– Не знаю. Наверное, есть еще шанс. Попробую сделать что смогу – уповая на невозможное.
– Я стану молиться за вас обоих.
– Позволишь вопрос? – Адам взглянул ей прямо в глаза.
– Конечно.
– Ты живешь здесь одна? Я имею право спросить – если уж принимать твое приглашение.
– Одна. Муж обосновался в загородном доме.
– Тоже один? Мне просто любопытно.
– Временами один. Ему нравятся молодые двадцатилетние девчонки, сотрудницы его банков. Собираясь за город, я должна сначала позвонить. То же делает и он, когда едет сюда.
– Удобно. Кто разработал такие условия?
– Они сложились сами по себе. Мы ведь уже пятнадцать лет не живем вместе.
– Хорошенький брак.
– Во всяком случае, грамотный. Я беру у него деньги и не интересуюсь его личной жизнью. Время от времени мы рука об руку выходим в свет. Он счастлив.
– А ты?
– И я – за редкими исключениями.
– Но если он тебя обманывает, почему бы вам не развестись? Я готов представлять твои интересы.
– С разводом ничего не выйдет. Фелпс родом из старой, добропорядочной и отвратительно богатой семьи. Сливки мемфисского общества. В их среде приняты династические браки. В общем-то он должен был жениться на своей пятиюродной сестре, но вместо этого попал, видишь ли, под мои чары. Родители его всегда выступали категорически против такого мезальянса, и согласиться на развод означало бы для Фелпса признание их правоты. К тому же судебное разбирательство опозорило бы этих аристократов. Деньги мужа ни в коей мере не ограничивают мою независимость.
– Ты действительно его любила?
– О да. Мы и вправду любили друг друга. Были вынуждены бежать, чтобы сыграть свадьбу. В шестьдесят третьем перспектива брака между наследником гигантского состояния и безродной простушкой бросала вызов общественной морали. Его мать меня не замечала, мой отец жег кресты. Тогда Фелпс еще не знал, что его тесть является членом Клана. Я держала язык за зубами.
– Но все-таки он выяснил правду?
– Когда отца арестовали, я все рассказала. Фелпс поделился моими откровениями с родителями, и вскоре их огромная семья была в курсе. Но умение хранить чужие секреты у банкиров в крови. Пожалуй, это единственное, что роднит семейство Бут с Кэйхоллами.
– Выходит, о том, что ты дочь Сэма, известно очень немногим?
– Единицам. И меня это устраивает.
– Стыдно за…
– Да, черт побери! Да, я стыжусь своего отца! А кто бы на моем месте не стал? – В голосе Ли звучала горечь. – Не будь таким романтиком, Адам. По-твоему, смерти сейчас ждет беззащитный старичок?
– Я не считаю, что он должен умереть.
– Как и я. Но он отправил на тот свет кучу людей: сыновей Крамера, затем его самого, твоего отца и бог знает сколько еще других. Он должен до конца жизни сидеть за решеткой.
– Ты не испытываешь к Сэму никакого сочувствия?
– Почему же, накатывает. В иной день, когда ласково светит солнце, я думаю о нем, вспоминаю счастливые мгновения детства. Но мгновений таких – по пальцам пересчитать, Адам. Слишком много он принес горя мне и окружавшим. Он учил нас всех ненавидеть. С матерью он держал себя как скот. Как подонок.
– Так пусть с ним будет покончено.
– Этого я не говорила, Адам. Ты несправедлив. Я молюсь за него каждый день. Сколько тысяч раз я спрашивала небо: почему, ну почему мой отец превратился в зверя? Почему он не сидит благообразным старцем на крыльце, с трубкой в одной руке и стаканчиком виски в другой? Почему он стал ку-клукс-клановцем, убившим ни в чем не повинных детишек и разрушившим собственную семью?
– Может быть, он не собирался их убивать?..
– Но ведь они мертвы, правда? Присяжные сказали, что это он их убил. Мальчиков разорвало на части, их и похоронили-то в одной могиле. Кому какое дело, собирался он их убивать или нет? Он там был, Адам.
– Важна любая деталь.
Резко поднявшись, Ли потянула его за руку.
– Иди сюда!
Она подвела Адама к самому краю круто уходившего вниз склона, откуда открывался вид на городские кварталы Мемфиса.